СТРУКТУРЫ ч. I

АВТОР ДАВИД ЖОРЖ ЭММЕРИХ (DAVID GEORGES EMMERICH)

Несмотря на то что вокруг нас все больше рассуждают о структурах: мышления, семиологических, логических, социальных, механических, биологических и пр., — в области строительства о них упоминают все реже, до такой степени редко, что в некоторых странах, где еще недавно было Министерство строительства, отменили даже само это слово и ограничиваются разговорами об оснащении.

Совершенно также, в большинстве архитектурных учебных заведений под видом курса строительства, вместе с некоторыми туманными сведениями о сопротивлении материалов, во все большем объеме преподносят оснащение. Благодаря этому техническое обучение из интеллектуальной деятельности превращается в демонстрацию мелочных деталей. И хотя для ряда лиц оснащение перерастает рамки своего названия, для нас оно остается вспомогательным, второстепенным и подчиненным понятием. Рано или поздно придется поставить неизбежный вопрос, что оснащать, в то время как структура имеет самодовлеющее значение.

Удивительное, противоречивое исчезновение какого бы то ни было упоминания о структуре в мире строительства и частичная подмена этого понятия большим количеством его словарных заменителей, таких как: среда, пространство, пластичность и в особенности творение — могут быть объяснены как более высокая стадия эволюции строительной деятельности человека, тем самым разрешившего трудную проблему возведения абстрактных структур. Но это совсем не тот случай. Здесь речь идет о простом обобщении некоего структурного образца, который как бы раз и навсегда найден. Он универсален и пригоден для любого случая, подобно паспорту. Понятие о нем настолько обычное, само собой разумеющееся, что отныне бесполезно его как-то называть и тем более ему обучать.

Старики, наверное, еще помнят некоторых пионеров, написавших полные энтузиазма поэмы в честь кубистической системы. Здесь ведь речь шла о той универсальной, всемирной и всеобъемлющей функциональной структуре углы которой, не острые и не тупые, еще и в наше время врезались а человеческий ум сильнее, чем пчелиные соты в умы их бесполых строителей. Изобретение конструктивных форм, иных, чем с тремя прямыми углами, было отодвинуто в места, специально отведенные для этой цели; места, значение которых никто не признавал и которыми часто пренебрегали; места, безусловно недостаточно приспособленные для этой цели, но где современная архитектура давала полную свободу воображению, изгнанному отовсюду перпендикулярными методами. Только в области необходимого, вроде гигиенических и санитарных приборов, лифтов и т. п., т. е. опять-таки в области оснащения, дозволялось еще свободно использовать присущую человечеству тягу к творчеству.

Улей. Каркас.

То же явление наблюдается и в области градостроительства: если в большинстве случаев директивные планы крупного масштаба или крупные массивы могут гордиться шахматной структурой, в них, однако, вносится некоторая компенсация, подобно шахматному размену, в виде развязок в различных уровнях, в своей основе представляющих криволинейные структуры, похожие на спагетти, которые являются своего рода транспортными очистительными каналами не связанными с основной городской структурой и даже оторванными от нее. Самое подходящее для них название — это опять-таки оснащение.

Пo контрасту с этим явлением готический собор можно назвать структурой в чистом виде, даже выражением иерархии многочисленных структур, где подчиненные элементы служат украшением для более значительных и, наоборот, последние являются конструкциями, порождающими остальные, а целое представляет собой точно рассчитанное архитектурное украшение, понятие, потеря которого ощущается все сильнее и которое сейчас пытаются вновь вводить под видом создания среды. Возрождение это идет как раз в форме функционального оснащения, в виде дорожной сигнализации, автобусных остановок, (почтовых ящиков, общественных уборных и других мелочей, как говорят «создающих структуру» предметов оснащения, забывая при этом, что соборы были совершенно лишены этих элементов, будучи по существу своему совсем не оснащенными. Соборы — это чистая структура как таковая, уже являющаяся архитектурой.

Архитектура — это сознательное, обдуманное, а не случайное или подражательное создание структур. В наше же время придается большое значение тому простому факту, что даже ничего не стоящая структура отражена на фасадах. Конструкции превратились в нечто напоминающее счет в банке, в некий рекламный капитал. Когда же приходилось эти конструкции претворять в дело и строить многочисленные здания, отражение их на фасаде оказывалось неубедительным. Поскольку изобретение новых, более соответствующих архитектурным требованиям форм сведено к нулю, проблемы так называемой современной архитектуры окончательно замкнулись в рамках чистой и простой картезианской геометрии и сведены к догматическому прямому углу. После полувекового существования этой архитектуры уже нельзя надеяться, что ее внутренние несоответствия и противоречия, ее разного рода изощрения в будущем исчезнут сами по себе. Это будущее уже, наконец, пришло, невозможно всегда все откладывать на завтра. Архитектуру нельзя уподоблять такой системе идеологии, которая может вечно существовать в кредит.

Только с тех пор как движение декоративного искусства под маской так называемого конструктивизма, использовав его в качестве рецепта-предлога, уравняло украшенчество с сущностью архитектуры — конструкциями, фасадизм приобрел формы такого резкого пароксизма. И если прежде декор был всего лишь развлечением, то превращение конструкций в развлечение можно квалифицировать только как извращение.

Скелет под кожей с месивом внутри — это не любовь к конструкциям, а легкий флирт. Опора, выходящая на поверхность, в уровень штукатурки, так же неуместна и смешна, как строительство здания на фундаменте из штукатурки. Наиболее интересен тот факт, что идеология, оправдывающая самые худшие пошлости, преследует во имя чистоты даже те украшения, в основе которых заключены конструкции.

Несомненно, что правильно понятые орнаментальные элементы, пластичные ли они, плоские или линейные, всегда являются заслуживающим внимания зрительным дополнением к системе несущих конструкций, иногда даже симптоматическими проекциями конструктивных возможностей данной структуры и, во всяком случае, полезным средством индивидуализации, и как таковые они уже не могут считаться излишним «оснащением». Но, независимо от всякой, по существу, экстраструктурной проблематики здания еще никогда не обрушивались от украшений; это явление вызывает только сила тяжести.

Сила тяжести сама по себе является не конструктивной данностью, а физическим свойством, присущим материалам. Это становится еще очевиднее, если учесть, что сила тяготения, т. е. вес материала, не меняется от того, организованы ли эти материалы в структуру или насыпаны кучей.

Странное, но неотделимое от материалов свойство. Всегда, с тех пор как человек начал строить себе искусственные убежища, вес являлся одинаково тяжелой нагрузкой как для человека, так и для здания. До тех пор пока строительство сводилось к обдуманному, но все же простейшему нагромождению материалов, устойчивость которого обеспечивалась только земным притяжением, соотношение нагрузки, разрыва и веса материалов имело первостепенное значение.

До самого недавнего времени строительное искусство сводилось к размещению элементов, прямо или косвенно в направлении силы притяжения, заключенной в их массах.

Возможность добавления элементов была ограничена накоплением их собственного веса, вызывавшим появление значительного оседания и приводившего, в конечном итоге, к тому, что каждый новый элемент, положенный сверху, разрушал элемент, находящийся внизу. Несмотря на то что все эти факты вызвали неудержимое стремление повысить свойства сопротивления материалов, повлекшее за собой применение все более прочных материалов, такого рода сооружения, преобладающие и в настоящее время, быстро достигли границ своих конструктивных возможностей. Все же сооружения такого типа имели свои преимущества. Поскольку равновесие соседних элементов сохранялось только за счет веса, они не были органически связаны, а просто составлялись, не требовали заботы о связях, внешних нагрузках на системы или о климатических влияниях, так как по сравнению с весом все эти нагрузки не имели никакого значения. Ряд структур этого типа, которые можно назвать «протоструктурами», начинается в те времена, когда первый огромный камень был наложен на другой и когда общественными сооружениями являлись дольмены. Этот ряд продолжался тысячелетиями через египетские и греческие ордера — колонны с архитравным перекрытием, и по прямой линии дошел до современной стоечнобалочной архитектуры, высшим достижением которой следует считать возведение репрезентативных зданий, символизирующих развитие до самой высокой степени возможностей сопротивления, достигнутого ценой использования максимального количества материалов при минимальной затрате конструктивной мысли.

Параллельно существовал другой, не менее старый конструктивный ряд, где вес не играл никакой роли. Остатков этого конструктивого метода не сохранилось, нет даже сколько-нибудь очевидных руин. Это было искусство сооружения хижин из веток и тростника, на основе которого, очевидно, и развивались такие ремесла, как плетение корзин, и позднее — ткани. Здесь по контрасту с предыдущим методом использовались относительно легкие материалы, органически соединенные в согласованный единый ансамбль узлами, а на следующем этапе — тонкими комбинациями гибких элементов путем плетения или вязания, лишавших эти элементы свободы движения в отношении друг друга. Попутно они распределялись, сознательно или бессознательно, в виде украшений. В самом деле, ведь не без причины такие слова, как текстиль, текстура, а также архитектура имеют общий корень.

Схема металлической структуры. Плетеное кружево.

Здесь речь идет уже о настоящих сложных конструкциях, в полном смысле этого слова, где соотношение величины нагрузки, работы конструкций на разрыв и их собственного веса чрезвычайно благоприятно и свидетельствует о том, что благодаря огромной затрате умственной энергии они выполнены из минимума материалов с низким сопротивлением.

Во все времена по мере появления и исчезновения определенной техники существовало чередование двух тенденций: одна — к смелым начинаниям, другая — к осторожному спокойствию. Приверженцы первой стремились к тонкости и умственным подвигам, второй — к рутине и безопасности любой ценой. Если каждый период начинается с экономии средств, продолжается непрерывным подъемом техники, богатыми и разнообразными результатами, то оканчивается он всегда, благодаря упадку идей и чрезмерной нормализации, сознательным распылением возможностей. Любая техника начинается смелостью, а кончается ограничительными мерами. В части, касающейся науки, а строительство — это наука, следует различать период основных открытий и период установления запретительных правил.

Чередование этих антагонистических тенденций — эта борьба между прекрасным и нелепым не прекращается на протяжении всей истории архитектуры. Еще сравнительно недавно архитекторы, сознающие свои обязанности (равные привилегиям) создавать по всем правилам искусства условия жизни для человека, установили кодекс своего профессионального долга, свою этику в работе над созданием человеческого счастья. Установление этого кодекса чести отнюдь не являлось актом кастовой защиты, наоборот, это была хартия протеста, направленного против злоупотреблений, против захвативших рынок подрядчиков, акт, завершающий эпоху отвратительного делячества.

Технике, которую можно было назвать за ее знания и богатый опыт культурой, в прошлом не раз приходилось отступать перед напором массивного и невыразительного. Так, ренессанс в различных аспектах своих структур с его тяжелыми кессонированными балками был шагом назад по сравнению с готикой и ее разными арками. Но в то же время корректный ренессанс с его большими проемами значительно превосходил стиль непроницаемых ложноклассических зданий, против которых подняли голос наши собратья XIX века, зданий, отражавших технику, не выдержавшую напора новых интересов ее специалистов.

Не удивительно, что лекарство и одновременно наказание пришло с появлением, или вернее, с возвратом идеи, выражающей самую сущность готической архитектуры, которой она насквозь проникнута, идеи разделения каркаса и заполнения. Эта идея стала лейтмотивом современной архитектуры в тот период, когда последняя находилась еще на подъеме.

Основной задачей этой архитектуры, независимо от материала, было уменьшение массивности здания, освобождение грунта от чудовищного нагромождения каменной кладки, которая в большинстве случаев несла только самое себя. По сравнению с прежними мастодонтами архитектура в новых зданиях с обрамлением стеклянными поверхностями стала тонкой и изящной. Однако этот прогресс был вызван не новой конструктивной мыслью, а только появлением новых материалов с более высоким сопротивлением. В результате «такой прогресс в свою очередь был оплачен неподвижностью, не имевшей прецедентов в истории архитектуры. Вся эта техничность благодаря преувеличению своих возможностей вызвала еще более невыносимые ограничения, где гигантизм и крайняя жесткость превратились в правила и, в конечном результате, привели к культу долговечности, благодаря которому сопротивление материалов стало официальной религией строительства.

Пока несокрушимость здания все еще опирается на долголетие, стоит напомнить слова Эннебика (Hennebique), определявшего в своем патенте железобетонную конструкцию следующим образом: «Ячеистый монолитный блок, сопротивление которого со всех точек зрения всегда выше любой усталости». С тех пор замкнутый мир здания действительно является таким блоком, который или не очень устает, или устает от мелочей, поскольку многим еще не хватает жилья.

И действительно, несмотря на сознание собственного значения, никогда еще горы не рождали так мало мышей. Объясняется это тем, что потребление, которое с полным правом считает себя руководителем современной архитектуры, не сводится к перерасходу материалов и энергии для передвижений, что собственно входит в строительные работы и решительно влияет на экономию. Если считать, что работа — это масса, умноженная на перемещение, то какое феноменальное количество энергии затрачивается невидимо на современных строительных площадках, энергии, к которой следует добавить злоупотребление все более тяжелыми машинами, требующими все более крупных объектов.

По всей видимости крупные здания создают «больших архитекторов», и наоборот. Гипертрофия подрядных организаций и «руководства», сопровождающаяся атрофией чувства долга перед обществом и уничтожением всякого человеческого масштаба, связана с неизбежными содружествами, а наличие «мандаринов» всегда предшествует декадансу. Так строят «абсурдное», хотя «абсолютное» вполне осуществимо!

Это «абсолютное», являющееся целью настоящих исследований, нашло свое выражение в работах некоторых великих строителей. Бернар Лафай (Bernard Lafaille) часто повторял: «Выполнить задачу с использованием минимума материалов это в конечном итоге единственная интересная проблема». Бакминстер Фуллер пишет: «Для определения степени рациональности здания достаточно его взвесить», а Ле Риколе любит говорить: «Целью является покрытие бесконечно большого пространства бесконечно малым количеством материала...».

Дух все же властвует. Для того чтобы создать настоящие структуры, следует выйти за рамки нашей собственной умственной структуры.

                      Филотаксия. Городское пространство.